– А либо в озеро?

– А фонтан?

– Один на, вода на?

– А помнишь, в 94-м, пригнали из пожарки? – Бородулин улыбается и роняет куйню на сапог Дедулика. Когда мат рассеивается в бледном шешуринском небе, Бородулин продолжает прерванный рассказ.

– Мужики помнишь, на? Шланги подали в озеро, а мы с брандспойту вверх дали? На? Не фонтан?

– Я лучше в баню пойду, – Дедулик смотрит, как сапог надувается изнутри, – ты мне ногу сломал!

– Во! – радуется Бородулин, – в фонтан опустишь – и перелома не будет…

– Саш, а ты где служил? – спрашивает мужа Бородулин.

– В Караганде, – остроумничает тот.

– Тогда тебе тоже – в фонтан…

Больше всего мне любопытны разговоры мужчин о «бабах». При мне – бесконечные мормышки, глушители, маржа, биржа, техосмотр и кровельные саморезы. Но! Если их (мужчин) соберется штук пять – зуб дам! – трое пройдутся по «бабам». Двое могут и про масло для двухтактных. Могут. А тут собрались – Стасик. Юный сосед Федя. Дедулик. Бородулин и казак Свербигуз. Муж всем этим руководил. Первые полчаса продержались на теме «на что берет налим и есть ли он вообще», но плавно съехали на «баб», едва я отвернулась к плите.

– Вот, Фёдор, доложи обстоятельно, как теперь с женским полом в столице городов, – Свербигуз лыс и пышно усат, – как себя девушки? Блюдут?

– Дядь Данила, вы типа насчет горизонтального промысла? – Федя пьет прибалтийское светлое. – Это сколько хочешь!

– Горизонтальные карьеры были на Воркуте, – Бородулин сероглаз, лучист и пьет только подсоленную воду, – мы там срока мотали. С пассажиром одним, так вот – если залегает…

– Кстати, залегает? – Свербигуз облизывает кончики усов, – насчет залегания прошу в подробностях!

– Мы в учебке под Витебском, – Дедулику не встрять, а поделиться хочется, – такую медсестру видали! Что ты! Пальцы оближешь, даже если в ихтиолке… я потом кино видел, она стала моделью. Заграницею. Или не она?

– На женщине всегда нужно жениться вовремя, – Бородулин макает сушку в солёную воду. Сушка растворяется и оседает хлопьями, – я всегда женился.

– Тебе бы в Воркуте навалили бы, если б не женился, – Свербигуз чешет волосатую грудь, – у меня друган конвойным был. Хошь, спою?

Все дружно умоляют Свербигуза не петь. Стасик, переставляя стопочки с разноцветной водкой, говорит:

– А я семь раз был женат!

– И что?

– Могу и в восьмой себе позволить!

Над величием этого момента задумываются все. Такого опыта нет ни у кого, даже у Дедулика. Бьется муха под потолком, орет застрявший под шкафом кот, шкворчат грибы на сковородке. Любовь – это сила, – думаю я про себя.

Есть особы ветреные, им нравится, когда дует. Есть особы плаксивые, они дождь любят. Я же люблю снег хлопьями и яркое, жаркое солнце. А тут развезло, замочило и стало холодно, сыро и зябко. Дедулик всегда в такую погоду тарахтит мимо нас. Отважный водолаз он, я так думаю. А тут зашёл, весь в дождевых струях, кепку снял, выжал на коврик, наступил на кота, прослезился, затанцевал на месте, наступил на Лёву, и муж, во избежание порчи движимого имущества, ловко подставил под Дедулика табуретку.

– Я, Дарья, тебе каво? Что? Я тебе, вот. Потому как Сашка твой мне всегда, ну, и я ему для тебя через. – На этих словах Дедулик стал шарить у себя за пазухой и извлек пластиковое корытце. Покашляв, Дедулик достал что-то розовое и длинное. – На. Када диета, хорошо. А то так бегал. Када без дела.

– Что это? – я вглядываюсь в содержимое корытца.

– Заиц. – Дедулик шмыгнул носом. – Я, значицца ехал, а он бежит када я иду. И все.

– Убил? – Я не могу сдержаться, чтобы не заплакать. Нежный розовый нос, серые ушки с розовой изнанкой, косые глаза, полные разочарования в жизни … – Зачем?

– Нет, ну, правда? – муж смотрит на стол, – пусть бы себе бегал. А теперь еще дробь выковыривать!

– Так, а что? – Дедулик поднимает брови и сам становится похож на зайца, – я не со зла? Он как заиц предмет добычи?

– У него ж семья была, – я смотрю в окно, умытое дождем, – мама была. Бабушка даже!

– Бабушку, наверное, Бородулин убил, – муж осуждает Бородулина, как охотника на зайцев, – а дедушку, я думаю, могла и Машка Перевозчикова грохнуть. Скалкой. Нет, печаль же?

– Да не то слово! Всю семью разметали! – перед моим мысленным взором плывет заяц, запеченный, украшенный клюквой и загорелым картофелем, – но, раз уж такая беда … – я тяну руку к зайцу. Дедулик, рыдая так, что слёзы от него разлетаются, как брызги от поливальной машины, хватает зайца, запихивает его назад, в миску, запахивает куртчонку, на рукаве которой почему-то написано «Harley Davidson forever», и, мельтеша руками, бежит к двери. Через минуту слышен веселый пук-пук мотоцикла, и стук дождевых капель по крыше мужниной бетономешалки.

– Зря ты, насчет семьи, – муж смотрит, как поднимается пар над кастрюлей с картошкой, – заяц сейчас самое был бы оно…

– Да ты тоже, с бабушкой, нет? – мне тоже жалко упущенной добычи, – чего тебя-то понесло? Теперь Дедулик выбросит зайца!

– Или продаст? – муж смотрит в то же окно, что и я. За стеклом виден мокрый кот. В дверь стучат. Входит Мишка Воробей.

– Ну? Вам зайца не надо? Задешево?

– ДАААА! – кричим мы хором.

По причине дождя Дедулик и приехал. Потому как, в вёдро смысл ездить? А тут – события кругом и везде.

– Знаешь, на? – Дедулик ласково почёсывает наколку «люблю братку Борика», – теперь повалило ужас!

– Чего?

– Всего повалило. Прям я в лес заехал – леса нет, на. Всё повалено!

– Это лесоповал, – уточняет муж, – щуку будешь? У нас еще кусочек есть?

– Щуку не на. Я тут взял на, а она не. Я даже коптить не стал. Я землянику взял. По шестьсот литр!

– Дорого?

– А на, поползый! Что ты! Там змеев стоко! Никаких денег! А так, из пенсии отщипнул, сиди дома ешь. Можно с сахаром или так.

– У тебя свет в твоём Барабашкино есть?

– В Машкино, – Дедулик гордится названием деревни и даже написалв районную газету статью «Как Машкино стало Машкиным».

– Барабашкино длиннее, – соглашается муж. – Так, что, свет есть, или опять керосиновую лампочку доставать?

– Когда был, когда нет, – Дедулик не любит про политику, – уезжал, не было. Приеду – кто знаит? Тута Стасик с горы на велике мне чуть между фар не съездил, а ты говоришь електричество … – и они с мужем идут в гараж, потому что там стучит генератор и воздух приятственный. А снаружи дождь. И кот спит дома, значит, дождь – надолго.

Дедулик совсем пропал. Кругом зимняя рыбалка, шутка ли?

– Куда тебе столько рыбы? – спрашивает муж завистливо.

– А мне не на! мне – на не на!

– А зачем?

– А ей проветривание организму делаю, да. – Дедулик примеривает спортивную кепку с ушами на меху, – на что щука в озере? Во! Я та щука и есть. Она знаш, как бегат?

– Из лунки не выпрыгивает? – мужу еще сильнее завидно.

– Када как. Скрывать сил нет, но бывает. – Дедулик горд. – Рыба ж хочет ко мне, навроде скучат. А! Вот! – и Дедулик достает полиэтиленовый мешочек. В мешочке что-то сгоревшее в муках на костре.

– ЭТО КТО? – я в ужасе.

– Это, девка, кура и есть. Вот, голову ей. И тебе принес. С головой, но без.

– Больная, что ли? – пугается муж.

– Не кашляла, – Дедулик двигает ко мне мешочек. Открываю – птица, навроде колибри, но крупнее. И – мясо у нее – коричневое! Коричневое, а не розовое, как у птиц с фабрики!

А потом я варю суп. И запахи кружат мне голову. Курица была соратницей Ленина, судя по возрасту. Она не уваривается, но уменьшается, будто съеживается… Но как же это вкусно!