Летний нудный дождь вызвал в Бородулине тоску. Как в школе – заболеть на каникулах, что может быть глупее? Бородулин попрыгал на диване – не помогло. Нашел бабкин гребень и расчесал перед мутным зеркалом бороду – не полегчало. Отколупнул от печки побелку, переставил герань на подоконнике, прибил гвоздем найденную за хлевом подкову к входной не двери – не отпустило. Нужна была идея, а её не было. Телевизор пискнул, и заговорил женским голосом, – а сегодня мы с вами сделаем милую штучку из старой бадминтонной ракетки! Возьмем… Бородулин оживился. А что, если что-то взять и сделать милую штучку? Уроки труда вспомнились кислой отрыжкой от столовских щей и горькой слюной от первой выкуренной папиросы. Вспомнилась горячая металлическая стружка и трудовик Егорыч в синем халате со штангенциркулем. О! – Бородулин воспрял духом, – на чердак! И полез. В нормальном доме чердак место квинтэссенции духа дома. Здесь весь человек представлен в мистическом единстве – от колыбели, до, так сказать, парадного костюма в последний путь. Бородулин осторожно переступал через зеленоватые бутыли с полусгнившей оплеткой, через ветхие остовы корзин, тюки тряпок, овечьи шкуры, на которых мездра давно была съедена жуком. Над тусклым чердачным окном прилепилось гнездо ласточек, и птицы, одетые в черно-синие фрачки, тревожно следили за Бородулинскими перемещениями. Бадминтонных ракеток не было. К чему приложить фантазию, Бородулин не знал, потому споткнулся и налетел коленкой на оббитый жестью угол сундука. Взвыв от боли, он пнул сундук ногой, отчего тот охнул и открылся. Бородулин, присев на корточки, поворошил сундучный хлам. Топоры, ножовки, клещи, ручной ковки гвозди, моточки проволоки, скобочки, гнутые масленки – сундук явно принадлежал прежнему хозяину купленного Бородулиным дома, деду Степану, а не жене его, бабке Степаниде. Бородулин, смахивая промасленными пальцами скупые мужские слезы, извлек из глубины странный инструмент – железяку, напоминавшую подвыпившую букву «П». С одного конца была деревянная шляпка, с другого – металлический кулачок, в который так и хотелось вложить что-нибудь тоже металлическое. Бородулин повертел хитрую штукенцию, тут же подобрал к ней всяких других железок, и, давя чунями ставшую ненужной стеклянную мелочь, сполз с чердака. В избе он долго оглаживал штуковину, и, не вразумившись, как её переделать под ракетку для бадминтона, прикрутил рядом с рукомойником, решив вешать на штуковину полотенце. Зашедший в гости мокрый сосед Толик, успевший отпить полбутылки в сенях, чтобы не делиться с Бородулиным, увидав штуковину, сказал – Борода? Хрен ли ты коловорот присобачил к умывальнику, не? Это ж ценная вещь! Без электричества воопще работать могет, невзирая погоду на! – и, оторвав коловорот, ловко приделал в его кулачок сверло и просверлил насквозь бревно А 3 третьего венца Бородулинской избы…
Ёмкости для питья на столе были расставлены строго по ранжиру – сначала стаканы, потом стопки, а потом уж и вовсе – разномастные рюмки из подарочных наборов для алкоголизма. Бородулин сделал шаг назад, поднял руку в пионерском приветствии, и вышло – мелочь стояла от сгиба локтя – а гранёные – как раз у лба. Тарелки Бородулин раскидал веером, чтобы гости не заметили не столько разницы в рисунке, но и глубины, от плоской до суповой. Гостей было много, а тарелок – мало. К обеду полагались и вилки, но ложки тоже вполне годились. Бородулин снял со стола кота и набросал на стол сурово, по-мужски, открытых консервных банок. На банках были разные картинки рыб, но везде лежала сайра. Бланшированная в масле. Крышки поблескивали и добавляли праздничного освещения. В пластиковом тазике дымилась картошка, в полулитровых банках влажно чернели грибы, которые Бородулин почему-то считал опятами. На подоконнике тесно стояли полуторалитровые пластиковые бутыли с разноцветным содержимым, а ниже – стеклянные бутылки водки – плотной и грозной шеренгой. Бородулин выглянул в окно и увидел Митяя с Вовкой, Наташку с Люськой и Пал Петровича с супругой Николая Ивановича. Бородулин радостно потёр руки, предвкушая застолье и веселье, и бочком, стараясь не задеть импровизированную лавку из положенной на табуретки доски, втиснулся в кухоньку. В черной с погребальным золотом китайской скороварке с русским именем «Змей-Горыныч» булькала курица. Бородулин умилился запахам, залез зачем-то в пустой холодильник, покрутился у рукомойника, и, схватив две баночки, в которых давно пустили нитевидные корни сморщенные луковицы, вернулся в залу. Баночки он втиснул между стаканов и получились букеты лука. Такого дня рождения Бородулин еще не видывал. Гость просачивался в сенцы, топотал ногами, бросал куртки на мучной ларь, долго тряс Бородулину руку, как будто сто лет его, Бородулина, не видал, и рассаживался у стола. Не желая ждать размягчения курицы, застучали ложками, наваливая розоватую от смущения картошку, пустили по столу первую, вторую и третью, чтобы не вставать, и день рождения, набирая обороты, понесся к ночи. Дальше пили без закуски, танцевали под фигурное катание, пели под программу «Время», а драка вышла на сериал, потому Наташка с Люськой участия в ней не приняли. К ночи пошли гонять рыбаков на реку, но рыбаков не было, потому решили слепить снежную бабу и закатали в неё Митяя. Выпустили баб-Дусину собаку Шельму, хотели свести корову у агронома, но вспомнили, что тот давно корову продал и живет в райцентре. Пили чай в чьей-то избе, разбили банку с вареньем, а потом решили стопить баню, чтобы протрезветь. По счастью, баня оказалась заперта, и, когда Бородулин стал стучать в нее и требовать первого пара, приехал участковый и отогнал всю компанию от магазина РАЙПО, который Бородулин принял за свою баню. Протокол составлять не стали, выпили с участковым тут же, в снегу и встретили утро наступающего дня счастливыми и обновленными. День рождения удался на славу, только вот, курица, зараза, упрела до полного куриного бульона…
Бородулин лежал в огороде, смотрел, как прёт вверх сорняк, и страдал. Бородулин хотел выпить. Не в плане воды, а бухнуть конкретно. И для этого были все условия – отсутствие жены, наличие денег, русская тоска и водка в холодильнике. Вставал немой вопрос русского интеллигента – ЗАЧЕМ? Бородулин не был ни в завязке, ни в подшивке. Нет. Просто 17 лет тому назад, стоя в Москве у дорогого пивного кабака, он сказал другу Митьке – хошь, завяжу? Митька посмотрел в честные Бородулинские глаза и сказал – бля буду, слабо! Они взяли три бутылки самой дорогой, с Петром Чайковским на фоне нот, водки, и Бородулин, перекатывая бутылку ладонью от уха до рта, всадил в себя две литровые. И не умер. А почему-то протрезвел и бросил. Митька, еле дожевав свою литру, бегал за какими-то макдональдовскими бутерами, просил у испуганной девочки стаканчик из-под мороженого – короче, потерял лицо. А Бородулин нашел и не пил уже восемнадцатый год. Давно сгинул в небытие Митька, а Бородулин, как альпинист, обрезал ножом телефонный шнур и ушел в деревню. В деревне было до хрена соблазна, но Бородулину бороться было только в кайф. НЕ ПЬЮ, – говорил он, утирая рот бородой, и овсяный кисель, принятый им вместо самогонки, висел мутными сосульками. Народ сначала пугался, а потом зауважал, и стал приходить к Бородулину вести беседы против пьянства. А так как на сухую это драло горло, Бородулин гнал самогонку. В доме у него было людно и весело. Он же, наблюдая гибель человечества в погоне за удовольствиями, прибылью и майнингом биткоина, трезвел, становился все суровее и читал книги со сложноподчиненными предложениями. Это так укрепило его дух, что он бросил машину и пересел на велосипед. А потом и вовсе стал ходить пешком, отмахивая версты и горланя душеподъемные песни. Что бывает с такими людьми на Руси, сами знаете. Они либо – в разбойники, либо в столпники какие. Либо грабят и ушкуйничают, либо на столпе сидят, пока борода не достигнет земли. Есть и третий вариант – они опять запивают. Но это для чего? Чтобы продлить борьбу! Еще раз послабить, а потом свернуть глотку зеленому змию, и уже тогда… потому Бородулин и лежал в картофельной меже и думал мысль. Выпить было просто, не выпить – сложно. Раздираемый противоречиями, Бородулин уснул, и приснился ему друг Митька, в образе тощего зайца с длинными ушами и с капустным листом во рту. Ты чё, Митяй? – испугался Бородулин, – на том свете? Тут Бородулин проснулся и увидел живого Митяя, прижимавшего к груди две бутылки водки. Вставай, гад, – ласково сказал Митяй, – Ищи гармонь, зови девок. Срок вышел. Развязываем по новой…